Самая Темная Башня.
- Посадите их в самую темную башню, и пусть сидят там, пока их души не просветлеют!
Ага, вот прямо сейчас и просветлеют – как только, так сразу. В этом темном, сухом и жарком до духоты помещении души так и рвутся светлеть!
Седрик попробовал перекатиться на какую-нибудь более прохладную часть кровати – и свалился с узкой койки на пол. Хорошо хоть падать было невысоко.
Сон про суд преследовал, стоило только закрыть глаза. Память об обиде и унижении не отпускала, возвращаясь вновь и вновь, а жара и духота, не покидающие их камеру, лишь усугубляли дело. Седрик провел рукой по лицу, пытаясь согнать остатки сна и капельки пота, выступившие на лбу, и тут же отдернул ее, когда щеки коснулся стягивающий запястье браслет. После суда и на него, и на принца Фобоса надели эти своеобразные наручники – только без цепей. Задачей браслетов являлось не давать арестантам пользоваться магией, они просто поглощали ее. Также с ними Седрик потерял возможность изменять форму, что злило его больше всего остального: уже несколько раз он ловил себя на попытке выгнуться или свернуться кольцом, что в человеческом виде ему, разумеется, не удавалось.
В первые же часы пребывания в камере Седрик скинул мантию, еще через некоторое время сапоги, а под конец дня – рубашку и чулки. Таким образом на нем остались лишь короткие, чуть ниже колен штаны, и дальше раздеваться было уже некуда. Однако помогло это мало, и змееоборотень не знал, чего бы еще сделать, чтобы еще избавиться от жары.
Посидев еще немного на полу, он решился и на ощупь отправился на поиски невысокого стола, где, как он помнил, должен был стоять кувшин с остатками воды.
Еду и воду им приносили на двоих, однако Фобос, едва попав в камеру, лег на свою койку и все эти несколько дней наотрез отказывался подавать признаки жизни. То есть вообще никаких: он даже не огрызался, когда Седрик пытался его разговорить, просто игнорировал. Наверное, именно это и заставило змееоборотня отстать от своего господина. Седрик понимал, что Фобос слишком тяжело переживает поражение – даже, скорее, сам факт его, нежели потерю короны – и ему нужно время, чтобы хотя бы свыкнуться с этой мыслью.
В результате на долю Седрика приходилась двойная порция. На так называемую «еду», состоящую из овощей и зелени, он не претендовал – он и свою-то пайку съедал через силу, уговаривая себя представить, что это мясо – а вот вода была как нельзя более кстати. Немного воды можно было оставить умыться, а то Седрик уже физически ощущал, как от соли, оставляемой потом, стягивается кожа на лице.
Добредя до стола, юноша очень осторожно, чтобы не дай бог, не опрокинуть по дороге, нащупал кувшин и, сделав глоток из него, аккуратно плеснул остатки на ладонь. Вода была отвратительно теплой, но это единственное, что несло ощущение влаги. Умывшись, Седрик решил не возвращаться в горячую постель и растянулся на полу. Тот был сделан из необычного материала, напоминающего земной пластик, поэтому прохлады он так же не нес, зато из-под двери по нему струился едва заметный сквознячок, и уже одно это казалось счастьем.
* * *
На сей раз Седрик проснулся оттого, что попытался перевернуться на другой бок, но тело возмущенно отказалось это делать. Пол оказался слишком жестким, и все конечности змееоборотня бессовестно затекли. Пробормотав себе под нос довольно витиеватое ругательство, Седрик с третьей попытки поднялся на ноги. Он смутно понимал, что спит или же пребывает в полудреме вот уже несколько дней – однако выспаться не удавалось. Наоборот, чем дольше он спал, тем более утомленным себя чувствовал. При этом больше в кромешной тьме заняться было нечем – разве что думать… но мысли приходили сплошь невеселые, и Седрик предпочитал им забытье, пусть и тоже не слишком радостное.
Поэтому, понадеявшись, что за время его отсутствия кровать успела хоть немного остыть, Седрик, пошатываясь направился к ней.
То, что он дошел до койки, юноша понял, когда врезался в нее, больно ударившись о раму ничем не защищенным пальцем правой ноги. Выдав еще один великолепный набор ненормативной лексики, Седрик с размаху плюхнулся на кровать.
Под ним сперва что-то ухнуло, а потом впервые за несколько дней раздался хриплый от долгого молчания голос Фобоса:
- Седрик, идиот, слезь с меня немедленно!
Змееоборотень, уже привыкший к полнейшей тишине, от этого звука вздрогнул, торопливо вскочил с места, но, поскользнувшись в спешке на сползшем одеяле, рухнул обратно. На этот раз принц ответил такой бранью, что Седрик даже услышал пару новых для себя слов.
- Прошу… прощения, мой принц! – наконец смог выдохнуть светловолосый юноша. – Я не специально! Просто я ошибся кроватью и запутался в Вашем одеяле.
- Ты вечно ошибаешься и вечно в чем-то путаешься, - проворчал Фобос, впрочем, уже спокойнее. – Давай, выбирайся. Только медленно и не смей больше падать на меня.
- Да, мой принц!
Седрик послушно сполз на пол и начал выпутываться из одеяла. Только через минуту до него вдруг дошло, что ткань слишком мягкая и шелковистая для тюремного белья. Для проверки потянув ее на себя, юноша вновь услышал недовольный голос:
- Ну что тебе еще надо?
- Гхм… мой принц, простите за дерзость, но… Вы что, все еще в мантии? Вам не жарко?
Пауза затянулась, и Седрик уже перестал надеяться на ответ, когда Фобос медленно заговорил:
- Там очень тугая и неудобная застежка. Сзади – я не могу до нее дотянуться.
Седрик почувствовал, что его щеки горят, как от пощечины. Раньше Фобос, не задумываясь, приказал бы помочь ему, но сейчас даже не заикнулся об этом. Неужели… неужели он боялся, что бывший верный клеврет откажется подчиниться?
- Мой принц… - Седрик испытывал неловкость, навязываясь, - разрешите мне помочь Вам? – не слыша ответа, он еще более смущенно добавил: - Ну, свою же я как-то расстегнул.
Послышался легкий шорох и поскрипывание кровати. Похоже, что Фобос перевернулся, так как сейчас его голос зазвучал немного приглушенно:
- Расстегивай.
Седрик встал на колени и потянулся к принцу. К его удивлению, руки наткнулись на что-то мягкое. Он как раз успел подумать, что мягкого может быть в худощавой фигуре Фобоса, когда тот вздрогнул и зло зашипел:
- Седрик, ты еще и извращенец! Немедленно убери руки с моей…
Светловолосый юноша молниеносно перенес руки выше и, стараясь подавить внезапно вспыхнувший (да и вообще неизвестно откуда взявшийся!) стыд, поспешно начал разгребать длинные локоны принца в поисках застежки.
Наконец искомое было обнаружено, и Седрик, изрядно помучавшись, смог освободить Фобоса от мантии. Принц облегченно вздохнул и сполз с разгоряченной, слегка влажной от пота мантии на чуть более прохладное одеяло. Светловолосый юноша, не зная, как поступить дальше, решил не уходить и остался сидеть на полу, прислонившись спиной к кровати своего господина.
- Так ли много нужно для счастья? – заговорил вдруг Фобос. – Нужно всего лишь сначала все отнять – а потом дать немного. Я вот, например, не помню, когда еще я был столь счастлив – а ведь всего лишь избавился от мании, в которой мне было жарко.
* * *
Так прошло еще несколько дней. От еды принц по-прежнему отказывался, а вот водой Седрику пришлось поделиться. Разговаривать Фобос также не собирался, и большую часть времени мужчины проводили лежа каждый на своей койке. Уважая желание своего господина существовать в тишине, Седрик покорно молчал, однако однажды все-таки не выдержал.
- Мой принц, - обратился к Фобосу змееоборотень, – как Вы думаете, в Кондракаре насекомые водятся?
Не дождавшись ответа и немного помолчав, он добавил:
- Это я к тому, что мне уже кажется, будто я в этой кровати не один. Знаете, если нам когда-нибудь суждено будет отсюда выбраться, не хотелось бы первым делом на свободе брить голову… - Седрик ненадолго задумался, а потом выдал: - Надеюсь, у Оракула голова выбрита не по этой причине?
- Седрик! – терпение Фобоса тоже лопнуло. – Прекрати нагнетать обстановку! Мне и так круглыми сутками снится пустыня, а тут еще ты со своими домыслами о насекомых! Не должно быть их в Светлом Государстве…
- В Светлом Государстве и тюрем по идее быть не должно, - проворчал светловолосый юноша. – Однако есть. Почему бы не быть и насекомым? Им, насекомым, наплевать, светлых кусать или темных. И вообще, я не понимаю, что в Кондракаре имеют против воды, мыла и шампуня?
- А может, надо просто попросить?
Голос, донесшийся от двери, заставил мужчин подскочить на своих койках.
- Просто попросить? – вырвалось у Седрика.
- Смиренно попросить, - уточнил голос. – Через смирение лежит путь к свету.
Змееоборотень выругался сквозь зубы. Фобос же, после брошенной им фразы вновь вернувшийся к политике тишины, ответил гробовым молчанием.
Седрик как никогда четко осознавал, что принц не будет унижаться. Ни за что – даже для того, чтобы добраться до воды, которую он так любил. Даже если его оставят здесь одного и заставят просить пищу, он не сделает этого, пусть ценой гордости и станет его жизнь.
А он… Седрик криво ухмыльнулся. Что ж, змею не привыкать пресмыкаться. Соскользнув с кровати, он встал на колени так, чтобы его было видно в узком тусклом луче света, пробивающемся сквозь полуоткрывшуюся дверь, и покорно наклонил голову.
- Я прошу, - тихо, но достаточно отчетливо произнес он. – За моего принца и за себя. Я прошу дать нам совершить омовение.
- Каждый должен просить сам за себя. Ты проявил достаточно смирения, Седрик, но Фобос должен победить свою гордыню. Выходи, он присоединится к тебе, когда произнесет слова смирения.
Златоволосый юноша покачал головой.
- Без моего принца я никуда не пойду.
За дверью набрали в грудь воздуха, собираясь выдать очередную тираду, однако рядом послышался настойчивый шепот, и после непродолжительных переговоров голос все же произнес:
- Ладно, на сей раз выходите оба.
И тут Седрик позволил себе дерзкий поступок.
Едва услышав разрешение, он бросился к кровати Фобоса и, совершенно непочтительно подхватив его, рывком поставил на ноги и почти выволок из камеры. Змееоборотень слишком хорошо знал своего принца и понимал, что это «позволение» не менее унизительно для него, чем была бы собственная мольба. Однако теперь, когда они оба стояли в коридоре, вырываться и возвращаться обратно в камеру было бы глупо. Фобос тоже это понимал, поэтому ограничился лишь тем, что бросил на Седрика гневный взгляд – однако промолчал.
Их провожатый посмотрел на них с усмешкой, после чего махнул рукой, давая знак следовать за собой.
После серии запутанных коридоров и бесконечных лестниц, пленники достигли самого низа башни, служившей им узилищем. Надо заметить, что эта башня носила титул «самой темной» не зря: в ней не было ни единого окна, а ярко освещался лишь зал, расположенный на первом этаже. После беспросветного мрака камеры и тусклых факелов в коридорах мощный поток света ослепил мужчин. Седрик поднял ладонь, чтобы прикрыть глаза. Рука Фобоса также дернулась вверх, но он усилием воли опустил ее обратно, лишь прищурившись.
Наконец их проводник остановился возле одной из дверей, ведущих из нижнего зала, и повернулся к пленникам.
- Там бассейн, - сказал он. – А так же различные средства личной гигиены. Если захотите потом одеться в чистое – постирайте то, что надето на вас сейчас.
Седрик вновь к своему ужасу почувствовал, что краска заливает его обычно бледное лицо. Вообще то, что его тонкая кожа с легкостью отображала прилив крови к лицу, всегда казалось ему самым большим недостатком его человеческой внешности – но сейчас это было особенно неприятно. Ведь в той спешке, что они покидали камеру, некогда было одеваться, и теперь арестанты стояли перед своими тюремщиками в крайне легкомысленном виде.
Однако путь к вожделенной влаге уже отворили, и Седрик решил не терзаться далее проблемами своего внешнего облика. В конце концов, ему скрывать нечего: пусть полюбуются.
Стоило пленникам переступить порог, как дверь за ними захлопнули и заперли на ключ. Фобос, на несколько секунд замерший на входе, медленно, как во сне, пошел к краю бассейна. По дороге он так же неторопливо, будто дразня самого себя, стянул через голову короткую тонкую тунику, в которой оставался после того, как снял мантию. Седрик завороженно следил за своим господином. Фигуру принца трудно было назвать идеальной – слишком уж худощава для взрослого мужчины, а лопатки и косточки на бедрах выступают совсем по-мальчишечьи. Но за долгие годы Фобос привык находиться в центре внимания: окружающие видели как он ел, купался, спал… Принц совершенно не стыдился своего тела, и каждое его движение было исполнено сознанием собственного достоинства. Седрик вдруг попытался представить себе на его месте Элион – четырнадцатилетнюю девочку, выросшую на Земле и наверняка испытывающую все подростковые комплексы. Нет, все-таки над ней придется долго работать, прежде чем она действительно станет похожа на королеву.
Тем временем Фобос чуть слышно вздохнул, и погрузился в бассейн, так, что лишь его пепельные волосы водорослями расползлись по поверхности воды. Седрик повторил вздох и подобрал брошенную на пол тунику. Разумеется, после купания захочется надеть что-нибудь чистое… но ничего другого у них не было.
Честно говоря, змееоборотень довольно слабо представлял себе процесс стирки, однако он решил, что мытье предметов должно не сильно отличаться от мытья себя – а значит, надо одежду намылить, после чего ополоснуть. Что он и проделал в небольшом тазу расположившимся в одном из углов купальни. Получилось сносно, и Седрик, довольный результатом, расправил тунику на горячем камне, лежавшем неподалеку. После чего, слегка помедлив, он стянут с себя штаны и проделал с ними ту же процедуру.
Закончив, он нерешительно подошел к краю бассейна. Имеет ли он право нырнуть тоже, пока Фобос там, или следует подождать? В Меридиане совместное купание было бы немыслимо – так позволительно ли оно здесь?
Ответ на вопрос дал сам принц, всплыв, наконец, на поверхность. Один взмах головы, и во все стороны от длинных волос, взметнувшихся в воздух, полетели мельчайшие капельки воды.
- Седрик, не стой столбом. Спускайся – неизвестно, когда нас отсюда уведут.
Получив недвусмысленным приказ, змееоборотень больше не медлил и осторожно сошел по ступенькам в воду. К этому времени принц, при желании плававший как рыба, уже вынырнул на другой стороне и вертел в руках флакон с шампунем. Судя по скептическому выражению лица, содержимое флакона особого доверия у него не вызывало, но альтернативы что-то не наблюдалось. Открутив крышку, Фобос принюхался, и его лицо приобрело задумчивое выражение. Седрик, успевший подплыть к нему, также не преминул сунуть нос во флакончик.
- Это ромашка, мой принц. На земле есть такой цветок…
- На Земле много цветов, не так ли? – внезапно перебил его Фобос.
- Д-да…
- И растут они не в оранжереях, как у нас, но и сами по себе, верно?
- Да, мой принц.
Фобос надолго замолк, лишь продолжая бездумно вертеть в руках флакон. Наконец, он произнес:
- Наверное, это красиво… Вот эти ромашки, они красивые?
- Не особенно, мой принц, - Седрик поморщился. – У них желтая серединка, и немного белых лепестков. Она не может сравниться с розой. Простенький цветок, ничего особенного…
- Но она растет там, где не смогла пробиться роза, - тихо закончил за него Фобос. – Как она, как Элион…
Не зная, что ответить на это, змееоборотень немного помолчал, а потом потянулся к флакону.
- Мой принц, Вы позволите?
- Что? – Фобос посмотрел на своего приближенного, будто вернувшись с другой планеты. – Ах да, конечно.
Принц откинул голову назад, вновь смачивая волосы. Седрик зашел к нему со спины и, выдавив немного шампуня себе на ладонь, начал осторожно втирать пушистую пену в пепельные локоны своего господина. От природы очень тонкие, они, пересохнув в жаркой камере, стали хрупкими и ломкими, поэтому Седрик старался касаться их особенно бережно. Юноша пытался растянуть свое действо как можно дольше, но израсходовав больше половины флакона шампуня, ему пришлось остановиться. Однако отпускать принца из своих рук почему-то совершенно не хотелось. Попав в любимую стихию, Фобос впервые за долгое время расслабился – Седрик уже и не помнил, когда в последний раз лицо его господина имело такое спокойное и даже почти умиротворенное выражение. Даже если забыть о пребывании в тюрьме, последние месяцы, посвященные борьбе за трон, сделали и без того не слишком уравновешенного принца дерганным и нервным. Златоволосый юноша потянулся за мылом и губкой, повторив чуть тише и чуть более низким голосом, чем собирался:
- Мой принц, Вы позволите?
Легкого наклона головы достаточно, и Седрик, намылив губку, начал осторожно водить ею по телу своего господина. От мыла пахло все той же ромашкой, и этот простой, немного резковатый запах окончательно перебил чудом сохранившийся на коже принца аромат роз.
Закончив намыливать спину, Седрик вновь обошел Фобоса, оказавшись с ним лицом к лицу. Глаза принца были закрыты, и юноша получил возможность осмотреть его более тщательно, не опасаясь показаться навязчивым. Лицо принца, само по себе довольно худощавое, после добровольного поста совершенно осунулось, и на нем, в остальном еще совсем молодом, четко обозначились морщинки: одна между бровей и две – по уголкам рта. Кожа, от природы чуть смугловатая, в отсутствие света побледнела. Под закрытыми глазами пролегли глубокие тени, и глупо было бы лгать себе, говоря, что их отбрасывают светлые ресницы принца. Седрик с неизвестно откуда взявшимся смущением подумал, что ему очень хочется поцеловать эту морщинку, залегшую между бровей, а потом коснуться губами каждой из ресниц. Змееоборотень попытался справиться с эмоциями, однако обнаружил, что с ума сошла не только его голова, но и весь остальной организм: нижняя плоть также настойчиво потянулась к Фобосу.
Седрик всегда знал, что он красив и вызывает немало восхищения у противоположного пола. Он также знал, что когда-нибудь настанет день, в который он сочетается выгодным браком с достойной девушкой из хорошей семьи. Одно время, когда он только-только переправил принцессу Элион с Земли на Меридиан, его даже посещали честолюбивые идеи по поводу консортской короны… В любом случае, у него имелся достаточный сексуальный опыт для осознания, что это не просто невольное возбуждение от долгого воздержание, но действительно желание конкретно этого человека.
Златоволосый юноша попытался медленно, не привлекая особого внимания, отодвинуться от Фобоса, чтобы тот не заметил его реакции, однако опоздал. Тонкие, с просвечивающими голубыми жилками руки крепко схватили его за талию и, похоже, отпускать совершенно не собирались.
- М-мой принц… - заикаясь, с трудом выдавил из себя Седрик. – Прошу прощения…
- За что же? – Фобос по-прежнему не открывал глаз, хотя его руки решительно притягивали змееоборотня все ближе и ближе к своему хозяину. – За то, что ты так явно показываешь мне свое расположение? Знаешь, я не верил ни одной из девиц, побывавших в моей постели: все они стонали и извивались, но я всегда подозревал, что это лишь спектакль. Я был уверен, что им нравятся лишь моя власть и моя корона. После моего падения со мной остался лишь ты, Седрик, и только ты действительно показываешь мне свою привязанность.
Седрик вновь, который раз за день, почувствовал, что отчаянно краснеет. Сексуальный контакт – это своего рода обмен духовной и магической энергией, а всем было известно, что принц не слишком жаждет делиться своей мощью с кем-либо еще. Однако молодому организму секс нужен так же, как еда или сон, и время от времени принц тратил свое время на общение с девушками, впрочем, не высказывая особого желания. Сейчас же у них так или иначе не было возможности использовать свою магическую силу и, возможно, поэтому…
Додумать Седрик не успел. Его рта коснулись твердые губы Фобоса, властно заставляя приоткрыться. От неожиданности немного помедлив, юноша подчинился, и язык принца немедленно проник внутрь, по-хозяйски начав обегать новоприобретенные владения. Набредя на предыдущего обитателя – язык Седрика – он охотно вступил в контакт, поглаживая и выманивая его в гости к себе.
Пока «верхи» проводили приемы и наносили визиты, руки Фобоса тоже не бездельничали, а начали нежно поглаживать спину Седрика, заставляя того прижаться к скользкой от мыльной пены груди принца. Возбужденная плоть обоих мужчин встретилась и, похоже, оказалась очень рада знакомству.
Через некоторое время Фобос оторвался от губ Седрика и, действуя крайне мягко, повернул его спиной к себе и заставил взяться руками за низкий поручень бассейна. Пена с губки перекочевала на пальцы принца, а с них – в ямку между ягодиц златоволосого юноши. Плавными движениями тонкие длинные пальцы проникали все дальше, пока не добрались до заветной точки. От непривычного, но восхитительно-приятного ощущения Седрик прогнулся так, будто вновь стал змеем, и Фобосу пришлось подхватить его свободной рукой, чтобы голова юноши не ушла под воду.
Принц встал совсем рядом с Седриком, и ласково, почти нежно провел рукой по его гладким плечам. Кожа юноши казалась шелковистой – и на вид, и на ощупь, а цветом напоминала топленое молоко. Фобос не удержался и, наклонившись, лизнул сперва плечо, а потом впадинку между ним и шеей. Вкус оказался настолько потрясающим, что вслед за губами его пожелали ощутить и зубы, и на шее у Седрика вскоре образовался вызывающе алый засос-укус.
Когда Фобос вынул руку, Седрик тихо, но протестующе застонал. Принц, отчасти утешая, отчасти призывая к порядку, слегка прикусил розоватую мочку его уха. Глаза златоволосого юноши распахнулись, и принц едва смог вдохнуть в легкие воздух: из бледно-голубых они стали темно-васильковыми.
- Пожалуйста!.. – голос Седрика сорвался на шипение, а во взгляде мелькнуло непривычно умоляющее выражение.
Принц почувствовал, как по его губам расползается довольная усмешка. Большинству людей власть нужна для того, чтобы удовлетворять свои потребности – Фобос же упивался самим фактом власти. Ощущая свое владычество над чужими жизнями и судьбами, он испытывал ни с чем не сравнимую эйфорию. Власть пьянила и возносила на вершины блаженства, ради того, чтобы завладеть ею, он был готов на все – и раз заполучив, не желал расставаться. Потеря же власти стала для принца жестоким ударом. Она одна была его страстью, и утрата ее оказалась самой тяжелой за всю его жизнь.
И вот теперь в его руках снова чья-то жизнь. Пусть одна-единственная, но Фобос чувствовал, как лихорадочно бьется сердце под поглаживающей по-юношески гладкую грудь рукой. Над верхней губой Седрика выступили мельчайшие капельки пота, и принц, вновь склонившись, мучительно медленно провел языком, слизывая их одну за другой. Светловолосый юноша прикрыл глаза, растворяясь в дыхании своего господина – и в следующее мгновение почувствовал, что на смену покинувшей его руке пришло нечто иное… нечто куда более приятное.
* * *
После выхода из бассейна лица обоих пленников имели крайне умиротворенное выражение, и было решено, что купания, скорее всего, идут на пользу их нравственному облику. Фобоса и Седрика стали чаще выпускать, теперь уже и в небольшой внутренний дворик, в котором златоволосый юноша нашел и, наконец, показал своему принцу «ту самую ромашку». Почему этот невинный цветок вызвал у арестантов столь странные, донельзя довольные ухмылки, охранники не поняли, но отнесли на счет «приобщения к прекрасному».
Камера тоже перестала тонуть во мраке – за хорошее поведение пленникам выдали несколько свечей. Впрочем, здесь Фобос и Седрик не решались заниматься сексом – в наличии не имелось никакой смазки, к тому же было неизвестно, куда девать потом перепачканные простыни.
Однако однажды свет пригодился. Вернувшись с очередной прогулки и дождавшись, когда в коридоре смолкнут шаги охранников, Фобос вынул из-за пазухи небольшой кинжал. У стражников Кондракара не было оружия как такового – они пользовались магическими силами – однако все они носили декоративные кинжалы как знак воинского отличия. Взглянув на него, Седрик удивленно округлил глаза:
- Но… зачем, мой принц? Стража рано или поздно заметит – и будет только хуже.
- Будет, - кивнул Фобос. – Если успеет заметить. Однако с его помощью мы освободимся, и к тому времени, как его пропажу обнаружат, мы будем уже далеко.
Змееоборотень взял кинжал в руки и повертел его.
- Он почти игрушечный, мой принц! Им не то что браслеты, но и решетку не удастся перепилить.
Но Фобос как будто не услышал этого замечания, он продолжал развивать свою мысль, меряя шагами камеру.
- Я исследовал наши браслеты, Седрик, и понял, что они могут действовать только в паре. Стоит лишиться одного из браслетов – и второй станет бесполезной железякой.
Принц остановился и обернулся столь резко, что его волосы прочертили в воздухе дугу.
Змееоборотень несколько секунд непонимающе смотрел на него, но потом ужасающая догадка заставила его глаза расшириться. И все же, судорожно сглотнув, он покорно склонил голову.
- Я готов, мой принц, - очень тихо произнес юноша.
- Да, Седрик? – Фобос в два шага оказался возле него и приподнял его подбородок так, чтобы заглянуть в глаза. – Ты и правда готов? Седрик, ты оставался со мной до конца, ты был возле меня, когда бежали все. Ты делил со мной камеру, ты просил за меня – а теперь готов отдать и часть себя? Объясни мне, почему?
Седрику только со второй попытки удалось улыбнуться вздрагивающими губами.
- Наверное, я слишком много времени провел на Земле, мой принц, и подцепил тамошнюю заразу – любовь. Я… я люблю Вас, я сделаю для Вас все, что пожелаете, и буду с Вами, пока я нужен.
- Но ты боишься, не так ли? – хрипловатый голос Фобоса звучал непривычно мягко, а его левая рука нежно поглаживала золотистые волосы змееоборотня. – Ведь страшно быть таким молодым, таким красивым – и добровольно согласиться стать калекой.
Принц наклонился совсем близко к лицу Седрика, и его теплое дыхание ласкало гладкую кожу.
Златоволосый юноша прикрыл глаза, стараясь как можно четче впечатать этот момент в свою память.
- Страшно… - еле слышно выдохнул он. – Но ради Вас, мой принц, я готов…
- Правда? – голос Фобоса стекал дорогим шелком, обволакивая и укутывая. Его губы уже касались лица, то скользя по нежной щеке, то осторожно целуя каждую из золотистых ресниц. – Ты и правда готов, мой верный Седрик?
Ответить юноша не смог, ибо принц накрыл его рот своим и вовлек его в глубокий поцелуй. Чуть покусывая все еще вздрагивающие губы Седрика, Фобосу удалось заставить их приоткрыться, и он привычно скользнул языком внутрь. Левая рука принца продолжала перебирать светлые локоны. Змееоборотень почувствовал, что у него подкашиваются ноги, и он оперся левой рукой на стол.
Внезапно принц сделал неуловимое движение и, схватив лежавший рядом на столике кинжал, резко полоснул им по левой руке Седрика – чуть выше браслета. Юноша дернулся, Но свободная рука Фобоса сжала в кулаке доселе поглаживаемые волосы и силой продолжала удерживать голову Седрика. Крик боли, исторгнутый из груди змееоборотня, потонул во рту принца.
Лишь когда Седрик прекратил биться и почти повис в его руке, Фобос медленно разжал объятия. Юноша пошатнулся и схватился за стол освобожденной правой рукой, искалеченную левую прижимая к груди. По белоснежной коже сперва лениво, а потом все быстрее потекли темно-алые струйки крови.
- Превращайся, Седрик, - тихо произнес Фобос. – Змеи заживляют раны быстрее людей.
Юноша машинально, будучи все еще под шоком, покорно кивнул и привычно выгнулся в спине, меняя облик. Фобос отошел на несколько шагов, когда огромный змей занял большую часть свободного пространства камеры. Браслет на правой руке змееоборотня затрещал – а потом жалобно звякнул и упал на пол двумя безопасными половинками. Помедлив немного, принц протянул вперед запястья.
- Седрик, сними с меня браслеты.
Светлые глаза с вертикальным зрачком перевели на него свой мутноватый взгляд. В нем читалась боль и жажда разрушать. Фобос почувствовал, как сердце в его груди замирает, но не отступил и не опустил рук. Он испытывал мучительное желание повторить свой приказ, но усилием воли сдержался.
И его ожидания оправдались. Медленно перекатывая кольца хвоста, Седрик приблизился к своему господину и выставил вперед правую руку. Короткая вспышка – и у ног принца валяются обломки браслетов. В них ставилась защита лишь на внутреннюю магию, никому и в голову не могло прийти, что кто-то в Кондракаре разрушит браслеты пленников снаружи.
Одного мощного удара хвоста хватило, чтобы дверь камеры разнесло в щепки. Стража редко поднималась наверх, к узникам, так что даже этот немаленький шум оказался незамеченным. Фобос действительно хорошо просчитал все до малейшей детали. Нижняя дверь башни беспечно не запиралась, и пленники – уже бывшие – легко покинули ненавистную Башню.
После недолгого перемещения по аккуратным дорожкам, беглецы нашли искомое. Портал. Оставаться в Кондракаре – невозможно, возвращаться в Меридиан – пока опасно. Существовало лишь одно место, где реально было укрыться и зализать раны.
Здравствуй, Земля.
